Исполинские дома в шесть и семь этажей ютились внизу, под мостом, по берегу; фабричные трубы не могли достать до моста своим дымом. Он
повис над водой, с берега на берег, и огромные пароходы пробегали под ним, как ничтожные лодочки, потому что это самый большой мост во всем божьем свете… Это было направо, а налево уже совсем близко высилась фигура женщины, — и во лбу ее, еще споря с последними лучами угасавшей в небе зари, загоралась золотая диадема, и венок огоньков светился в высоко поднятой руке…
Фома, стоя на груде каната, смотрел через головы рабочих и видел: среди барж, борт о борт с ними, явилась третья, черная, скользкая, опутанная цепями. Всю ее покоробило, она точно вспухла от какой-то страшной болезни и, немощная, неуклюжая,
повисла над водой между своих подруг, опираясь на них. Сломанная мачта печально торчала посреди нее; по палубе текли красноватые струи воды, похожей на кровь. Всюду на палубе лежали груды железа, мокрые обломки дерева.
И вдруг новый крик диким, пронзительным стоном
повис над водой. Леночка, до сих пор стоявшая посреди лодки, зашаталась и без чувств грохнулась за борт, прямо в черную, холодную воду пруда.
Через минуту увидели они роскошный, ярко освещенный замок на берегу озера. Замок весь
повис над водою, стоя на высокой скале, свесившейся над темным и бурливым озером.
Неточные совпадения
Быстро темнело. В синеве,
над рекою,
повисли на тонких ниточках лучей три звезды и отразились в темной
воде масляными каплями. На даче Алины зажгли огни в двух окнах, из реки всплыло уродливо большое, квадратное лицо с желтыми, расплывшимися глазами, накрытое островерхим колпаком. Через несколько минут с крыльца дачи сошли на берег девушки, и Алина жалобно вскрикнула...
Некоторое время в окнах вагона еще мелькали дома проклятого города, потом засинела у самой насыпи
вода, потом потянулись зеленые горы, с дачами среди деревьев, кудрявые острова на большой реке, синее небо, облака… потом большая луна, как вчера на взморье, всплыла и
повисла в голубоватой мгле
над речною гладью…
Шлюпка придвинулась к берегу, своды ветвей
повисли над головой Аяна. Он ухватился за них, и шум листьев глухо пробежал
над водой. И снова почудилось Аяну, что тишина одолевает его; тогда первые пришедшие на ум возгласы, обычные в корабельной жизни, звонко понеслись
над проливом и стихли, как трепет крыльев ночных всполохнутых птиц...
Шел мелкий, назойливый дождь, пронизывало холодом и сыростью, мутное небо тяжело
повисло над горизонтом. Но, несмотря на то что родина встречала возвращавшихся моряков так неприветливо, они радостными глазами глядели и на эти серо-свинцовые
воды Финского залива и на мутное небо, не замечая ни холода, ни сырости.
Вдали виднелся высокий мыс Туманный. Казалось, он отделился от
воды и
повис над морем. Этот мыс был конечным пунктом нашего путешествия.
После третьего ушата хохол
повис назад, как ледяная сосулька, череп покрылся новым блестящим черепом, глаза слиплись, руки приросли к туловищу; вся фигура облачилась в серебряную мантию с пышными сборами; мало-помалу ноги пустили от себя ледяные корни по земле. Еще жизнь вилась легким паром из уст несчастного; кое-где сеткою лопалась ледяная епанча, особенно там, где было место сердца; но вновь ушат
воды над головою — и малороссиянин стал одною неподвижною, мертвою глыбой.
Железная кирка, за которую, как мы знаем, обеими руками ухватился Гладких и которую, по счастью, не успел выпустить при падении, застряла на половине глубины колодца в срубе и Иннокентий Антипович
повис на руках
над водою.